Глава сорок вторая

На следующий день Барт получил записку с просьбой зайти в кабинет главного врача. Он шел туда, полный самых радужных надежд. Все очень хорошо отзывались о докторе Хейге, и сейчас, впервые знако мясь с ним, Барт почувствовал, что действительно все в этом человеке располагает к доверию. У него было удивительно молодое и свежее лицо, но держался он со спокойным достоинством, внушавшим уважение.

Доктор Хейг просто и приветливо пригласил Барта сесть в кресло и предложил ему сигарету, потом пододвинул к себе ворох врачебных рапортов, на самом верхнем из которых Барт прочитал имя Джэн.

–Я подумал, что вы, наверно, хотели бы погово рить со мной о миссис Темплтон.

Он постукивал пальцами по бумагам, задумчиво хмурясь.

–Она, вероятно, уже сама рассказывала вам, что мы ей сделали просвечивание, несколько анализов и произвели всесторонний осмотр.

Он вопросительно взглянул на Барта.

–Мне нет нужды повторять это все снова, поскольку вам, видимо, обо всем подробно рассказы вали?

Барт улыбнулся.

–Да, мы оба были так рады, что наконец что-то стало налаживаться.

–Мда…

Доктор помялся и помолчал немного, сдвинув свои густые брови.

–Когда в последний раз миссис Темплтон была на просвечивании перед тем, как приехать сюда?

Барт задумался, прикидывая в уме сроки.

–Дайте мне сообразить – так, это было, помоему, около полутора месяцев назад. Она была на рентгене через три недели после возвращения с гор.

–У вас есть этот снимок?

–Нет, он у доктора Мёрчисона Лейда.

–Вы не помните, каково было его заключение?

–Я точно не помню медицинских терминов, но он тогда сказал, что заключение подтверждает его мнение о том, что продолжать пневмоторакс больше нет нужды.

–И все?

–Да, и еще, что он не видит, почему бы ей теперь не идти на поправку. Если бы еще чтонибудь важное было, я бы ни за что не пропустил.

Чтото в поведении доктора Хейга заставило Барта вдруг замолчать, прервав свои объяснения.

–А что, доктор, разве с ней что-нибудь случи лось?– настойчиво спросил Барт.

–Видите ли, Темплтон, мне очень жаль вас рас страивать, но вчерашний осмотр показал изменения в состоянии вашей жены.

–Ей хуже, доктор?

–К сожалению, как показало просвечивание, теперь поражены оба легких.

–Но ведь, когда она из Пайн Риджа вернулась, только одно легкое…

Барт пытался собрать пришедшие в смятение мысли.

–И насколько это серьезно?

–К сожалению, дело зашло довольно далеко.

Барт поднялся и яростно швырнул окурок в камин. Когда он повернулся к доктору, лицо его было иска жено от гнева.

–Если дела так плохи, то доктор Мёрчисон Лейд должен был бы знать об этом. Почему же он ничего не сказал нам?

Доктор Хейг пожал плечами.

–Из того, что у вашей жены теперь двустороннее заражение, не следует, что его можно было увидеть при просвечивании три месяца назад. Без сомнения, те месяцы, что вашей жене пришлось провести дома без надлежащего ухода, значительно ухудшили ее состояние.

–Во всяком случае Лейд должен был знать во время прошлого просвечивания, что ее второму легкому тоже грозит опасность. Если бы он мне все прямо тогда сказал, я бы любым путем денег достал и устроил ее в больницу.

Доктор вздохнул.

–Теперь бесполезно возвращаться к этому. Сади

тесь-ка и выслушайте меня.

Лицо у Барта скривилось от злобы, и казалось, что руки его судорожно сжимаются вокруг чьего-то вооб ражаемого горла.

–Ух, если бы мне этот лживый мерзавец в руки попался…

–Прекратите это!

Голос доктора привел его в чувство.

–Бранью мы тут ничего не добьемся. Единствен ное, что сейчас можно сделать,– это установить, как надо лучше лечить вашу жену, а если вы будете себя так вести, то от вас помощь будет невелика.

Барт закусил губу, стараясь снова овладеть собой. Руки его были судорожно сжаты. Наконец он сел и после долгого молчания заговорил:

–Простите, доктор! Просто мы оба так ликовали, когда здесь освободилось место. Нам казалось, что кончились, наконец, все наши невзгоды. А теперь еще это! Так что я немного не в себе.

–Вам нечего извиняться передо мной. Я понимаю, что вы должны переживать; я о вас много слышал от заведующего туберкулезным отделением в Сиднее. Я, пожалуй, и вам тоже что-нибудь укрепляющее про пишу. Вы ж небось совсем измотаны после всего, что пришлось перенести.

Барт подозрительно взглянул на врача.

–Ах это? Нет, нет, ничего такого у вас нет. Ваш снимок показал, что у вас совершенно здоровые легкие. Любопытная вещь,– вам это может показаться интересным – инфекция от мужа к жене и наоборот передается довольно редко. И не берусь даже сказать почему, ведь вообще в семьях случаи заражения очень часты. Но, так или иначе, укрепляющее сред ство вам не повредит. Вряд ли работа здесь покажется вам легкой или приятной. Откровенно говоря, когда я услышал, что вы хотите приехать, мне эта затея поначалу вовсе не улыбалась! Но теперь, когда я с вами повидался, я себя чувствую спокойнее.

Он замолчал и поправил стопку бумаг на столе.

–Сейчас мы начнем вашей жене курс стрептоми цина.

Барт озадаченно взглянул на врача.

–Но доктор Мёрчисон Лейд сказал, что в ее случае это не подходит.

–В то время, вероятно, не подходило, но сейчас совсем другое дело.

Барт снова настороженно поднял взгляд.

–А что, у нее еще чтонибудь появилось?

–К сожалению, да. Я заметил, что голос у нее стал хриплым. И вот осмотр показал, что у вашей жены туберкулез гортани.

Барт продолжал смотреть на главного врача, не в силах выговорить ни слова.

–Это, как вам известно, весьма серьезно, но, к счастью, в таких случаях великолепно помогает стреп томицин.

Барт провел по глазам тыльной стороной ладони, как будто отгоняя заволакивавший их туман.

–Простите, доктор, но это ваше сообщение меня здорово стукнуло,– он помолчал. Потом вдруг выпалил с отчаянием: – А есть ли надежда, доктор?

Доктор складывал бумаги в папку. Барту пока залось вначале, что доктор не расслышал его слов. Потом он заговорил, медленно, обдумывая каждое слово:

–Будем возлагать надежду на современную науку и хороший уход… Есть еще один момент, который мы должны обдумать с вами: что мы ей расскажем?

Барт попытался сосредоточиться, но мысли его были в смятении.

–Ну, так что?– спросил доктор.

Барт растерянно пожал плечами.

–А ей обязательно нужно говорить чтонибудь?

–Ваша жена умница, Темплтон. А как иначе вы объясните ей необходимость уколов?

Барт почувствовал на плечах тяжелый груз ответственности. Нужно было принимать решение. Рассказать Джэн все – значило бросить на нее зловещую тень смерти, а он вовсе не собирается усту пать ее смерти.

–Хорошо,– сказал он наконец.– Мы ей расскажем насчет гортани, но ничего не скажем о втором легком. Тогда она будет знать, что нужно бороться, но не будет чувствовать, что силы в этой борьбе так нерав ны.

–Давайте сделаем так.– Доктор Хейг встал и улыбнулся ему.– Если речь зашла о борьбе, то я буду на вашей стороне, как бы тяжело ни пришлось.

–Скажите, а она… – Барт запнулся. Он не мог заставить себя спросить о том, что ему больше всего хотелось узнать.

–Поправится ли она, вы, наверно, это хотели спросить?

Барт кивнул.

–Ну, вы теперь, вероятно, не хуже моего знаете, что я не могу ответить на этот вопрос. В былые времена у больного в ее состоянии надежды почти не оставалось, но при помощи стрептомицина иногда удается достичь замечательных результатов. И если только он на нее подействует положительно, то в ближайшее же время вы увидите разительную перемену. Запомните: я не обещаю вам чуда. Надеюсь, вы и сами это понимаете?

–Понимаю.

Барт толкнул дверь и вышел на улицу. «Я не обещаю вам чуда». Слова эти снова и снова всплывали в его памяти. Чудо? А что такое чудо?! Линда называла себя ходячим чудом. За время болезни Джэн он уже столько раз слышал обнадеживающие прогнозы врачей, что сдержанная формулировка доктора Хейга даже показалась ему успокаивающей. «Я не обещаю вам чуда…»

Он остановился на ступеньках крыльца, окинул взглядом выжженные солнцем луга, белевшие, как слоновая кость, под палящими лучами солнца и уходившие далекодалеко, туда, где у самого горизонта на фоне неба виднелись голые отроги бурых скал. И в душе его шевельнулась надежда.

Они сотворят чудо.

Третья палата предвкушала перемены. Сестра Конрик решила устроить перестановку. За двадцать лет ухода за туберкулезными больными она пришла к выводу, что ничто так не поднимает дух больного, как некоторая перемена обстановки, даже если это просто новая стена или новый сосед по койке. Это отвлекает их мысли от жары и от самих себя.

–Ну, а теперь, миссис Темплтон,– скомандовала сестра,– выбирайтеська отсюда. Достаточно вы тут кисли в этом углу. Мы вас на другой стороне положим, в центре палаты. Будете там лежать между двумя юными и веселыми существами. К тому же вы там сможете посмотреть на наших девочек, а палата посмотрит на вас. Нука, надевайте халатик и туфли. Захватите, что сможете, а остальное я вам перенесу из тумбочки. Вот ваша снежная буря. Вам она понадо бится еще рядом с Шерли.

Сестра передала Джэн стеклянный шар.

Джэн медленно прошла по проходу между койками – мимо молча следившей за ней глазами миссис Майерс, мимо койки миссис Лэмберт, на которой ле жала только сегодня прибывшая новенькая, мимо других коек, откуда на нее глядели теперь уже не чужие лица – лица, которые она за неделю успела изучить, так же как свое собственное,– прошла мимо двери, ведущей в ванную и в уборные. Ноги у нее подкашивались, как в день приезда. Как тогда, Джэн ощутила на своем лице взгляды больных, но теперь они глядели на нее уже без любопытства – они успели присмотреться к ней, так же как и она к ним.

Новая соседка Джэн, хорошенькая учительница, радостно приветствовала ее.

–Я вас положила вместе, девочки, потому что вы обе такие мудреные и обе с ума сходите по книжкам и по хорошей музыке,– сказала сестра Конрик, складывая в тумбочку пожитки Джэн.– Так что не ссорьтесь!

–Да мы не поссоримся. Меня зовут Мирна, если вы еще не знаете. А вас как? Не звать же мне вас миссис Темплтон.

–Джэн.

Впервые после смерти миссис Лэмберт ей стало легче.

–Ну вот и хорошо, Джэн, теперь нас будет две мудреных.

С другой кровати на нее смотрели дерзкие глаза Шерли.

–Эй, сестра,– пожаловалась она наконец,– вы что же, и впрямь хотите меня положить с этими длин новолосыми?

–Ничего, пока вы не вцепитесь друг другу в волосы, все будет хорошо!

Сестра Конрик остановилась у нее в ногах и погрозила ей пальцем.

–Видели?– Большой крашеный рот Шерли тронула лукавая улыбка.– Вы строги со мной, а сестра,– милочка… А я-то думала, что я ваша любимица!

Сестра Конрик строго посмотрела на нее.

–Если б не твой двойной пневмоторакс, Шерли, детка, я бы сейчас перевернула тебя и здорово нашле пала по заду после всего, что мне донесла ноч ная няня.

Шерли поморщила нос.

–Да какого черта!– весело крикнула Шерли вдогонку сестре.– По мне, уж так: хоть недолго по жить, да весело.

Сестра Конрик остановилась на полпути и, обер нувшись, ответила:

–Ну, может, эта жизнь у тебя и называется веселой, но если так дело пойдет, дитя мое, то короткой она будет наверняка. Девчата, которые сейчас спешат любить, вряд ли доживут до любви, что потом придет.

Шерли откинулась на подушку и серьезно взгля нула на Джэн.

–Они, видно, и впрямь думают, что мы тут будем лежать и гнить заживо. По мне, лучше хоть немного повеселиться, пока есть еще у меня, на что мужчине посмотреть.

Джэн нервно улыбнулась ей. Она побаивалась острого язычка Шерли и боялась, что та изберет те перь ее объектом своего остроумия.

–А меня, детка, бояться нечего,– Шерли закурила и перебросила пачку Джэн.– Я тебя не съем. Я только лаю, а не кусаюсь. Так что лучше опасайся Мирны, когда она начинает с ума сходить по этому своему задавале.

Мирна вспыхнула и украдкой взглянула на фото графию, стоявшую на тумбочке.

Шерли выпустила колечко дыма.

–Бог ты мой, ты бы только его послушала. «Миирна,– передразнила она,– Мирнаа, мая дарагаая!» Точь в точь как диктор на ЭйБиСи

ЭйБиСи – австралийская радиовещательная корпорация.

Мирна с улыбкой взглянула на Джэн, и Джэн ответи ла ей сочувственной улыбкой.