Глава тринадцатая

Пайн Ридж дремал на пустынном склоне Голубых гор, укрывшись за стеной стройных сосен, вздымавшихся в небо на западе. А внизу, под ним, заросшие лесом долины сбегали к прибрежным равнинам и к морю.

Сестра Воон отвела их в миленькую комнату, двери которой выходили на широкую веранду. По сравнению с тесной палатой в Локлине эта просторная комната на двоих, с широкими окнами, не заставленная лишней мебелью, казалась сущим раем. Но для Джэн это была лишь новая тюрьма.

Казалось, что мертвенная тишина, застывшая над Пайн Риджем, порождена самим санаторием и была его неотъемлемой частью, так же как синяя дымка над долинами – извечной и неотъемлемой принадлежностью этих гор.

–Вы приехали в тихий час – час отдыха, вот почему так спокойно,– объяснила сестра.– В другое время больные тут развлекаются вовсю. Уверена, что вам здесь понравится.

Она дружелюбно улыбалась, и казалось, что она и на самом деле вам рада. Но ничто не могло рассеять подавленного настроения Джэн. И что бы она ни слышала, звучало для нее сейчас как смертный приговор. Да и как ей может понравиться здесь?

Больные отдыхали на веранде в плетеных креслах. Большинство из них лежало с закрытыми глазами, но Джэн знала, что они с любопытством наблюдают за новенькой. По их внешнему виду никак нельзя было сказать, что они больны. И в том, что совершенно здоровые на вид люди лежат молча, расслабленно и даже не читают, было чтото противоестественное.

Позади них, из дальней комнаты, раздался кашель. Такого кашля она никогда не слышала: он был тихий и влажный, словно чтото булькало у человека в груди, и он все продолжался и продолжался без конца, и Джэн захотелось убежать прочь, чтобы не слышать его.

Но сестра Воон, казалось, и не замечала его.

–А это наш растрепа Рэфлз,– сказала она весело и, нагнувшись, стала гладить за ушами маленькую длинношерстую собачку, которая подбежала к ним, с любопытством глядя на новых людей.

–Это хозяйкин, и он требует, чтоб ему представляли всех новых больных. Это мисс Блейкли, Рэфлз.

Рэфлз вопросительно взглянул на Джэн сквозь космы, сви савшие ему на глаза, и затрусил в комнату.

Тишина окутывала спускавшийся террасой сад, в котором вязы уже сыпали пожелтевшими листьями и гроздья рябины, как факелы, пылали на голых ветвях. Густой золотистый солнечный свет сочился сквозь лапы сосен, и, когда они чуть шелестели под ветерком, казалось, что это лишь поворачивается в своем сне окутавшая все тишина. Барт привлек к себе Джэн, и голова ее опустилась ему на плечо.

Дорин осторожно, на цыпочках прошла через веранду, словно боясь, что резкий стук каблучков прозвучит святотатственно в этой тишине. Она вдохнула свежий, терпкий, прозрачный воздух, напоенный смолистым запахом сосен.

–Я б и сама не возражала провести здесь полгода,– сказала она мечтательно.– Особенно когда подумаешь о том, что надо возвращаться в контору и в нашу вонючую конуру.

Голос ее растаял и замер в тиши. В небе над ними с жалобным криком проплыл куравонг, и, когда его звонкий клич замер вдали, окружавшая их тишина показалась еще глубже, задумчивее, чем раньше.

«Шесть месяцев!» Слова эти отзывались болью в ее душе. Барт чувствовал, как она дрожит, прижавшись к его груди. Стиснув зубы, она повторяла про себя, как молитву:

«Господи, не дай мне расплакаться, пока они здесь. Я не долж на плакать при них, они так добры ко мне».

Барт подхватил ее под руки и, обняв, прислонил к барьеру ве ранды.

–Шесть месяцев пронесутся незаметно. Не успеешь оглянуться, как деревья снова развесят свои листья и скажут, что весна пришла и что тебе пора домой.

Джэн с трудом глотнула, стараясь справиться с комком в горле. Она едва преодолевала неудержимое желание броситься к нему на грудь и умолять его, чтоб он забрал ее отсюда.

–Мы будем приезжать к тебе каждую неделю, правда ведь, Дорин?

Он крепко держал Джэн за руки.

–Ну конечно,– отозвалась Дорин.

–И скоро ты заведешь себе здесь друзей,– продолжал Барт.– А если в комнате на двоих тебе скучно покажется, то мы попробуем договориться, чтоб тебя поместили к молодежи. Хозяйка говорит, что здесь много девушек примерно твоего возраста.

Джэн долгим взглядом посмотрела на Дорин, потом на Барта. У Дорин глаза были полны слез и дрожал подбородок.

Барт обнял Джэн, и она почувствовала, как тает комок у нее в горле.

–Да, конечно же, у меня все будет в порядке. В Локлине все говорили, что мне страшно повезло, что я сюда попала.

Она говорила первое, что приходило ей на ум, только чтоб не молчать.

У Дорин успокоенно просветлело лицо. Она взглянула на часы.

–Такси скоро подойдет, и я выну твои вещи, и вы с Бартом мо жете удрать на минуту в сад, потому что, насколько я поняла из хозяйкиных слов, она тебя сразу уложит в постель, как только мы уйдем. Так что ты пока хоть немного осмотрись.

Она пошла в комнату, а Барт и Джэн медленно спустились по ступенькам и направились через полянку к деревьям. Здесь они отыскали скамью, спрятанную за серыми лапами ели, сели на нее в молчании, взявшись за руки, и тишина обступила их со всех сторон. Багрянец ближних долин переходил дальше в синеватую дымку холмов, которые терялись гдето у горизонта среди причудливых облачных замков, низко нависавших над землей.

Джэн первая заговорила, запинаясь на каждом слове:

–Спасибо тебе, Барт, за все. Ты был так добр ко мне, Барт, страшно много хорошего сделал для меня.

Он привлек ее к себе и держал, неуклюже обняв, будто оберегая от когото. Потом чутьчуть наклонил ее лицо и стал целовать, целовать – в кончик носа, в подбородок. Наконец он прижался губами к ее губам и стал считать поцелуи.

–Это за каждый день, что ты проведешь без меня, до следующего приезда. А теперь я скажу тебе коечто по секрету, только обещай, что никому не расскажешь.

Она кивнула. Она смотрела ему в лицо и видела, как бьется жилка у него на щеке. Он нежно потерся носом о ее нос.

–Я люблю тебя, Джэн.

Она прикрыла глаза.

–Ты слышишь меня?

И вдруг она спрятала лицо у него на плече и разразилась неудержимым потоком слез, как будто они могли смыть все тревоги, всю неуверенность и беспокойство. Он вынул измятый носовой платок и утер ей слезы.

–Ну, ну, глупышка,– сказал он дрогнувшим голосом.– Ну, ну, уж не хочешь ли ты, чтоб меня выставили за то, что я расстраиваю больных?

Он поднес носовой платок к ее носику; она изо всех сил старалась успокоиться.

–А ну, давайте, мисс Блейкли, дуйте сильней…

Джэн высморкалась. Взглянув на нее, Барт покачал головой.

–Бог ты мой, ну и видик у тебя! И запомни, что одним «спасибо» от меня не отделаешься. Я потребую более ощутимой благодарности. Так что настройся на то, чтобы выздоравливать понастоящему и поскорее, ясно?

–Ясно.

–И запомни, что я о собственном будущем думаю и в конце концов я твердо намерен получить свой фунт мяса.

Он прижался щекою к ее щеке, и на мгновение они замерли среди ярких солнечных бликов и зубчатых теней еловых лап.

–И я хочу, чтоб мясо это было не тощее, а вполне приличное и упитанное. Так что сразу же принимайтесь за работу, мисс Блейкли, не то я приеду, сам сниму с вас штанишки и всыплю вам по одному месту по первое число, ейей!..

Джэн махала им вслед, пока за поворотом не исчезли такси и трепыхавшийся на фоне оливковозеленого кустарника солдатский носовой платок Барта. Потом Джэн вернулась в комнату и стала медленно раздеваться. Растрепа Рэфлз следил за ней изпод соседней кровати.